Хочу сказать пару слов об очередном «шедевре» Тарантино. На 25 минуте фильма, когда меня стало тошнить от прелюдии я уснул. Проснулся от того, что гнусавый голос (дубляж) Курта Рассела резал ухо, как скальпель ветеринара режет яйца распоясавшемуся коту.
С этого момента потянулось томительное ожидание, когда эту свинью наконец пристрелят. Но ожидание затягивалось…

Если «Бесславные ублюдки» были похожи на креативный европейский перфоманс, когда художник набирает в жопу пару литров краски, а потом громко пукает на холст, поражая воображение искушенного зрителя нарисованной картиной, то «Омерзительная восьмерка» пахла чем-то нашим, кондовым, исконно русским.

Как пахнет летом на гумне, после прошедшей грозы, когда испарения из нужника сливаются с запахом мокрых бревен и дымом из покосившейся бани.

Это напомнило инсталляцию флагмана российского креатива Петра Павленского под громким названием: «Голый художник, смотрящий на свои прибитые к кремлевской брусчатке яйца, — метафора апатии, политической индифферентности и фатализма современного российского общества».

От фильм к фильму старина Квентин снимал все хуже и хуже, пока не пришел к бесславному финалу с омерзительным концом. Три часа пытки совершенно надуманными диалогами, идиотским сюжетом и тупой концовкой не оставили равнодушным ни одного зрителя. Кто-то плакал, кто смеялся, кто щетинился , как ёж. Он над нами издевался, ну сумасшедший, что возьмёшь...